Сыпать начало еще вечером. А утром снега было сантиметров тридцать, не меньше, и он все еще продолжал идти.
Чертыхались дворники, злились водители, вынужденные плестись по кольцевой со скоростью 40 километров в час. А у меня внутри все пело и дрожало от нетерпения. Потому что снег – это грунт. И в леваде, и в поле, и везде, где только душа пожелает.
Первой поседлали Весту.
-- Пора? – спросила я свою помощницу Лену.
-- Пора, -- ответила она. – Только сначала пошагаем немного так, на корде, а то страшно.
Конечно пошагаем! Хотя не терпится, ведь день такой знаменательный. Сегодня мы первый раз будем ездить верхом на Весте. На той самой «слепой ганноверской кобыле от Возгона», которую одно из лучших белорусских хозяйств приговорило на мясо, и которую спасли – вот как судьба сложилось! – московские конники.
Веста шагает бодро, то и дело махая головой и возбужденно тыкаясь мне в плечо. Она любит снег и ей не терпится пробежаться по ровной белой глади. «О-опа, девочка» -- нарочито строго говорю я ей. Но Веста и не думает прекращать играться, понимает, что на самом деле я ничуть на нее не сержусь.
На поле ветер и метет довольно сильно. Отпускаю корду на полную длину, и Веста тут же пускается крупной высокой рысью. Снег глубокий, и я поначалу думаю сократить первую десятиминутную рысь наполовину. Но лошадь бегает с таким удовольствием и надо же – совсем не пыхтит – что я решаю не укорачивать разминку.
5 минут вправо, 5 минут влево. Шагаем.
Затем я подзываю Весту к себе, даю ей сухарик и тихонько киваю Лене – ну, с Богом!
Посадка на лошадь проходит без сучка и задоринки. Опять отпускаю лошадь на всю длину корды, а через несколько кругов прошу Лену взять повод.
Лена берет, и начинает чуть-чуть отзывать рукой. Веста – на которой год уже не ездил – сразу послушно сдает затылок. А когда Лена добавляет к руке ногу, тут же становится в великолепный сбор: задние ноги подведены, шею держит высоко, голову на идеальном отвесе.
Мне все это кажется невероятным. Такого просто не может быть! И я прошу Лену выслать лошадь в рысь.
Веста реагирует тут же. Поднимается в рысь, ничуть не потеряв при этом равновесие и все так же в сборе.
Как она хороша!
Смотрю на ее высокую, пластичную рысь и попеременно то испытываю негодование по поводу того, что такую совершенную лошадь хотели сдать на колбасу, то гордость, что вот она, бегает здесь в Тарасово, то жгучую зависть к ее новым владельцам. Ведь у меня самой никогда не было лошади такого высокого класса. И едва ли когда-нибудь будет.
Тут Лена (ей тоже не терпится, ведь мы полтора месяца готовили лошадь, перед тем, как сесть в седло) поднимает Весту в галоп. Я строго прошу перевести лошадь в рысь и не устраивать больше самодеятельности, но успеваю заметить, как здорово Веста толкается задом – неудивительно, что прыжок, по словам очевидцев, был у нее более чем хорошим.
Три минуты рыси в одну сторону, три минуты в другую. На сегодня хватит. И так получилось все очень удачно.
Отшагиваю Весту в руках. Она чуть запыхалась, но совсем не вспотела. А когда полтора месяца назад мы начинали работу на корде, уже через пять минут рыси была вся мокрая.
Метель почти прекратилась, а снег из колючего сделался крупным и мягким. Мы с Вестой медленно шагаем к конюшне. Вокруг тихо. Бело. Хорошо...