ЧАСТЬ 1
О Моравии я впервые подумала как о конкурной лошади еще до ее рождения.
Шли любительские соревнования, всадник снимался за всадником и только одна кобыла – типичная «белоруска», мышасто-серая, с черной полосой вдоль хребта – тяжело, но старательно довезла свою всадницу до финиша. 
Тяжело – потому что кобыла явно была жеребая, подпруги с трудом сходились на ее огромном животе, и небольшая лошадка казалась в ширину больше, чем в высоту.
«Жеребенок точно будет конкурным, -- усмехнулась я про себя. – Если вообще будет после таких нагрузок, конечно».
Потом – два года прошло почти – в табуне я этого самого жеребенка увидела.
Не заметить ее было невозможно: представьте себе кобылку солнечно-золотистой масти, высоконогую, очень аккуратную, живую и подвижную, каким бывает только огонь. От матери она унаследовала темную полосу вдоль спины, широкую грудь, ровную мягкую спину и доброту. От ахалтекинца-отца – масть, живость, сухую, типично текинскую голову и такие же сухие ровные ножки. Грива и хвост ее, мягкие и тонкие, как волосы ребенка, оказались на тон темнее туловища.
Назвали лошадку Моравия.
Встречались мы не часто – раз в несколько месяцев, но всегда я смотрела на нее с удовольствием и улыбкой. С табуна она, как и все молодые лошади, попала в тренотделение, а потом, когда там под тяжестью снега там обвалилась крыша, ее на несколько недель переставили в нашу конюшню, причем денник ей достался прямо напротив Шквала.
Моравия как-то очень быстро определилась, что частной лошадью ей хочется быть больше, чем конезаводской. И она активно занялась реализацией этого своего желания.
Если раньше, стоило мне появится в пределах видимости, меня активно окликали две лошади (Беллы тогда еще не было), то теперь к их хору присоединилась третья. Так же, как мои кони, Моравия стала приветственно «гуркать» при моем появлении, высовывать голову для поглаживаний и почесываний, следить за каждым движением.
Мы начали общаться. Характер Моравии, при всей ее живости, оказался тоже золотым: незаезженная тогда еще кобылица позволяла с собой делать все что вздумается, ласкалась и игралась, как щенок. Ей, такой живой и подвижной, тяжело было стоять на одном месте, но когда я заходила к ней со щеткой, она делала невероятное над собой усилие и могла минут двадцать сохранять неподвижность. 
Ну кто мог устоять перед такой лошадью? Лошадью, у которой хватило интеллекта и умения самой выбрать себе хозяина?
И не смотря на протесты Саши (Что ты будешь делать с такой лошадью? Зачем она тебе нужна? Тебе спортивная лошадь нужна и нет денег, чтобы потакать своим прихотям. Да еще год, и ты вообще на такую лошадь внимания не обратишь! – если убрать нецензурную лексику, его аргументы выглядели примерно так) я начала оформлять документы на ее приобретение.
Но… В это время в очередной раз сменилось руководство хозяйства и мы стали жить под лозунгом «даешь 100 жеребят каждый год». Маток при этом, отмечу, у нас около 70-ти.
Словом, Моравию передумали продавать, покрыли текинцем и отправили опять в табун.
Опять встретились мы через год. К тому времени я переехала на свою конюшню, Шквала уже не было в живых…
Мне позвонила одна из знакомых берейторов, которой довелось быть свидетелем моих попыток купить Моравию. Сказала, что лошадь вновь перевели в тренотделение и опять выставили на продажу.
… Узнала я Моравию с трудом. Она грузно лежала на едва присыпанном опилками бетонном полу и никак не реагировала на людей, зашедших в ее денник. Предложенную морковку съела, но без особой охоты. С трудом, очень медленно поднялась. Шерсть ее, грязная и словно побитая молью, больше не казалась золотистой: обычная маленькая светло-рыжая кобыла, по всей видимости, больная и смертельно уставшая от людей.
Говорят, у нее на большом сроке был выкидыш. Говорят, что ее полутекинская натура отказалась подчиняться одному из берейторов и между ними разгорелась настоящая война, которую Моравия проиграла. Говорят…
Уезжала я оттуда с тяжелой душой. Утешало только то, что сейчас Моравию передали работать Юле – опытному и очень чуткому человеку, да еще с опытом работы с текинцами.
А Саша, в который раз, оказался прав. Вырастают не только из одежды, вырастают и из лошадей. И сегодня мне все сложнее и сложнее будет податься порыву и купить ПРОСТО ЛОШАДЬ, да еще и с проблемами здоровья.
ЧАСТЬ 2 (продолжение) - новое!!!
С того момента, как была написана первая часть этой истории прошло 4 года. Моравию я, конечно, помнила. Но вспоминала редко.
Хотя кличка эта иногда всплывала. Сначала знакомым предложили купить, и они спрашивали моего совета. Потом на пробег ее пытались взять, но не взяли. Рассказывали, что даже в леваде не справились – лошадь просто задрала голову и носилась по кругу, не давая ни остановить себя, ни завернуть. Потом как-то тренер учебки, куда после неудавшейся жеребости определили Моравию, жаловался на кобылу. Мол, норовистая, дети боятся, не справляются. Одно радовала, когда интересовалась здоровьем Моравии, то получала неизменный ответ – здорова как лошадь в лучшем смысле этого слова.
А потом, на конной выставке, где я случайно оказалась в одном ряду с ратомским зоотехником, та вдруг спросила:
-- Алена, а не хочешь забрать Моравию? Нам эта лошадь не нужна, дорого стоить не будет.
Я обещала подумать. И действительно неделю спустя поехала смотреть Моравию.
Сколько мы не виделись? Четыре года? Какая она сейчас?
Оказалась – не такая, как в памяти. Более рослая – или просто вытянулась и в ширь раздалась за эти годы? Глаза потухшие. И сама, как неживая. Только масть осталась прежней – потрясающая масть, цвет старого золота, вокруг ноздрей и глаз темное кольцо, широкая белая проточина, а грива и хвост ярко-рыжие.
В денник кобыле мы зашли втроем. А она никак не отреа
гировала. Не подошла и не отошла. Осталась стоять на том же месте. Равнодушно взяла угощение. Дала спокойно себя везде потрогать-пощупать. И только когда мы вышли и закрыли за собой дверь, словно очнулась – потянулась через решетку, понюхала воздух.
И как тебе эта кобыла? – задала я сама себе вопрос. И тут же ответила. – Да никак!
Зоотехнику я не звонила, желания забрать Моравию не высказывала, но в глубине души сомнения закрались. А может, стоит? Нравилась же она мне, и я ей нравилась, и что с ней здесь будет?
Прошел месяц, и в Ратомке грянула очередная выбраковка. Слухи ходили, что сокращать надо 40 голов. И даже списки какие-то подавались с кличками и сроками.
Моравии, сразу скажу, в этих списках не было. Но однажды утром я встала с уверенностью, что мне нужна эта конкретная лошадь…
… Забирать Моравию поехали с Мишей. Он остался припарковывать и открывать коневоз, я с уздечкой пошла к Моравии.
Вид уздечки лошади не понравился. Она немедленно развернулась ко мне желтой попой. Постояла. Потом что-то для себя решила, развернулась обратно и сунула мне голову. Оделись очень спокойно, так же ровно вышли из конюшни. И увидели коневоз.
В этот момент я узнала мою Моравию. Глаза у кобылы вспыхнули, ноги загарцевали. Испугалась она? Нет. Но твердо решила, что внутрь она не пойдет.
Минут десять мы играли в перетягивание каната. Лошадь фыркала, приближалась к трапу, потом резво давала задний ход. И удержать ее не было никакой возможности. Пробовали заставить. Пробовали уговорить. Пробовали накинуть на голову одеяло.
-- Бесполезно! – сказал в конце концов Миша. Надо ехать за уколом и обкалывать, так мы ее не погрузим.
В этот момент появился тренер учебки. С бичом в руках. И явно по кобылью душу.
Моравия возмутилась. Моравия зафыркала. Моравия гордо вскинула голову и … пошла в коневоз! Без проблем дала привязать и закрыть себя.
Доехали мы хорошо. И выгрузились хорошо. В незнакомую конюшню лошадь зашла как к себе домой, сразу принялась за сено. Я вспомнила что про нее говорили. Неуравновешенная? Нервная? Сама себе на уме? Быть не может! Моравия у нас уже несколько дней. И она именно такая, какой запомнилась мне с самого начала – ровная, ласковая, очень живая и добрая. Золотая по масти и по характеру.
